Шрифт
  • А
  • А
  • А
Фон
  • А
  • А
  • А
  • А
  • А
Интервал между буквами
Нормальный
Увеличенный
Большой
Закрыть

Глава из книги. Артём Данков о призрачных сантехниках и институте Конфуция

О призрачных сантехниках вы узнаете ниже, а вот при чем тут Институт Конфуция и что это такое, прямо сейчас. Дело в том, что герой этого материала – директор подразделения ТГУ, которое называется именно так, а также заведующий кафедрой востоковедения факультета исторических и политических наук Артём Данков. А я и не знал о существовании в Томске Института Конфуция, потому мой первый вопрос звучит так:

 - Чем вы тут занимаетесь?

 - Знакомим томичей с Китаем, его культурой, отправляем наших студентов в Китай по обмену, и, наоборот, китайских студентов принимаем тут. То есть основная наша задача – межкультурные коммуникации и помощь в выстраивании каких-то неофициальных каналов взаимодействия между Китаем и Россией.

- А как лично Вы тут оказались? На китайца вроде не похож.

- Не похож. Как ни странно, моему увлечению, а затем и профессии, я во многом обязан именно Дворцу творчества юных. В 98-м году я был подростком, учился в 40-й школе на улице Никитина. Девяностые – бурное время, тогда появилось множество новых направлений, специальностей, факультетов в вузах, и одним из таких направлений стала политология.  Не помню, когда и где я о ней услышал и о том, что в ТГУ открывается это направление, но я почему-то захотел стать политологом.

И как раз в это время во Дворце при поддержке кафедры политологии ТГУ открылась Школа молодого лидера под руководством Алексея Игнатьевича Щербинина. Сначала я пришел на кафедру в университет, а оттуда меня направили в эту школу.

Фактически это были курсы для тех, кто собирался поступать в университет. Мне было пятнадцать лет, я собирался поступать, поэтому стал заниматься там. Потом я поехал в летний лагерь «Пост №1», одна из смен которого была как раз для «молодых лидеров», и там узнал о Детско-юношеском парламенте. И когда вернулся, уже стал не просто готовиться к поступлению, но начал заниматься общественной деятельностью, как я это тогда себе представлял.

- После школы Вы поступили на политологию?

 - Нет. Я поступил на специальность «международные отношения» исторического факультета.

- Это не одно и то же?

 - По большому счету - да. Очень близко. А выбор я изменил потому, что в одном случае мне нужно было сдавать обществознание, а в другом историю. Причем сдать нужно было на «отлично». В истории я чувствовал себя увереннее. И не пожалел. Меня ведь в политологии привлекала не столько политика, сколько знакомство с другими странами, другими культурами, а это как раз то, к чему готовят студентов-международников.

- А уклон в китайскую сторону откуда взялся?

 - Он появился довольно спонтанно. Поступившим предлагались на выбор вторые иностранные языки. Первым был английский, а вторым предлагались немецкий, французский и так далее. Я выбрал китайский. Потому что экзотика, потому что можно было перед друзьями-подругами похвастаться: «а я изучаю китайский», и это было необычно.

И вот этот случайный, в общем-то, выбор во многом определил мою дальнейшую жизнь. Потому что от изучения языка появился интерес к китайской культуре, и с тех пор я занимаюсь Китаем. Я и жил в Китае в общей сложности около двух лет. Короче говоря, Китай – моя профессия.

- Может быть, это все-таки не случайность?

 - Может быть. Ведь если бы все, что связано с Китаем, вызывало у меня отторжение и внутренний протест, я бы этот язык не выбрал. Осознанного интереса не было, но что-то все-таки повлекло меня в эту сторону.

- Как вам понравилось в Китае? Сейчас Россия с ним дружит, надолго ли это?

 - Тема нашего разговора не Китай, поэтому отвечу предельно кратко. Китай бурно развивается, если наблюдать за этим со стороны, все кажется замечательным. Но изнутри совсем другое дело. Это как, знаете ли, жить в красивом доме: все видят только его красоту, а ты знаешь, где скрипят половицы, где облупилась стенка, где проржавели батареи и что изначально было спланировано неверно. Скажу главное: в России жить сейчас значительно лучше с точки зрения экологии и качества жизни вообще.

Еще замечу, что современный Китай имеет очень слабое отношение к великой древней китайской культуре. Современные китайцы – люди, которые пережили бурные годы революций и реформ. Культурная революция там была даже жестче, чем в России. Мы в нашем Институте Конфуция знакомим с китайской культурой не только российских, но порой и китайских студентов.

Что касается дружбы. Китайцы дружбу понимают не так, как мы. Они не склонны отдавать другу последнюю рубашку. Дружба для них - это скорее взаимовыгодное сотрудничество. В этом смысле они с нами дружат. И тут есть некоторый перекос. Хорошо понятно, чего хотят от нас китайцы, но не очень понятно, чего хотим от китайцев мы. В этом смысле в наших отношениях еще все впереди.

Может, вернемся к Дворцу?

- Да, конечно. Вы расстались с ним сразу по окончании школы?

 - Как раз нет. Дворец творчества стал моим первым рабочим местом. Отучившись в Школе молодого лидера, я стал педагогом Дворца и проработал там несколько лет над программой «Детско-юношеский парламент». Главным генератором идей в свое время был Владимир Геннадиевич Игишев, и я в своей работе старался равняться на него.

Связи с Дворцом я не теряю до сих пор. Так, пять лет назад мы (кафедры мировой политики и востоковедения ТГУ) делали с Дворцом совместную годовую программу «Школа публичной дипломатии» для подростков. Это, кстати, и для нас было полезно, потому что многие ребята, которые пришли туда,  потом поступили и к нам в университет учиться.

- Артем, Вы не из тех людей, кто говорит, что Дворец творчества - его второй дом или что он Вас воспитал.

 - Я не в пять лет туда пришел, а в пятнадцать. Но влияние Дворец на меня оказал огромное. Понимаете, я все-таки приходил во Дворец не только для того, чтобы учиться. Это было место, где мне было хорошо. Там всегда кто-то был. Мы приходили туда не только в часы своих занятий.

Помню, был даже такой случай, когда я в школе не пошел на биологию, наврал, что у нас дома прорвало трубу, и мне надо встретить сантехников. А сам пошел во Дворец. Мне вроде бы стыдно должно быть за тот случай, но не стыдно совсем. Мне кажется, это не моя вина, что на биологии мне было неинтересно, а во Дворце интересно. Думаю, дело в отношении к нам педагогов. А сам факт, что я до сих пор помню эту историю, говорит о многом. Причем вспоминаю ее с удовольствием.

- Что самое интересное запомнилось о Дворце?

 - Самые яркие воспоминания связаны с лагерем. Я туда ездил все три года, и впечатлений было много. Условия были спартанские, жили в палатках, но как раз это нам больше всего и нравилось. Когда на улице дождь, а ты слышишь, как он стучит о стенки палатки, ты не думаешь о том, что это бытовая неустроенность - это романтика. Ну, и наполнение разными интересными делами там было намного большее, чем в других детских лагерях, я во многие лагеря ездил. Одна только «Зарница» чего стоит. Ночью подъем по тревоге, надо кого-то на территории лагеря найти и поймать. Бродить ночью по лесу с фонарями…. Для подростка это незабываемое впечатление.  Или поиски чего-то. Сейчас это называется «квест», а тогда этого слова не было, но квесты были еще какие.

А еще ребята, с которыми я познакомился в первый день занятий во Дворце. Они стали моими друзьями, общаюсь с ними до сих пор, несмотря на то, что живем теперь в разных городах и даже странах.

- Так назовите их.

 - С удовольствием. Варвара Пахоменко живет сейчас в Канаде, а работает на Украине. Нина Рожановская живет и работает в Москве. Илья Яблоков – в Великобритании. Мы довольно плотно общаемся и при всяком удобном случае с удовольствием встречаемся.

Не было бы Дворца, не было бы у меня ни этой работы, которую я люблю, ни этих замечательных друзей.

- Может быть, я о чем-то Вас не спросил? О чем-то важном.

 - Вы не спросили, приведу ли я во Дворец своих детей. Отвечаю: если никуда не уеду, приведу обязательно.